Отзыв о стихотворениях Марички Сташко в переводе Ии Кивы
22 февраля на сигме вышла подборка стихов украинской поэтессы Марички Сташко «Прихожая моего беспокойства» вместе с переводами Ии Кивы.
Через все тексты в подборке проходит одно и то же чувство неизбежности смерти. Она либо уже наступила, или она совсем рядом, или еще далеко, но всегда напоминает о своем присутствии. Но сами стихи так убаюкивают и укутывают, что смерть здесь нестрашная, она – просто переход в другое состояние, вечное сновидение. В первом тексте море предстает как то, что появляется после смерти: «в самом конце я представляю море / полный берег воды». При этом в этом море нет времени, только остатки от прошлой жизни, «лишь воспоминания о снах», память, которая «раскрывается от малейшего напоминания». В этом потустороннем мире все, что касалось жизни, уже не имеет значения, все превращается просто в память, от прошлой жизни остается только неопределенность, двери, которые «отдаляют меня от меня / отдаляют от меня море».
*** в самом конце я представляю море полный берег воды взволнованный настежь водоем где лед бывает лишь раз оно неподвижно и неслышно растет там где трава покачивается меж деревьев и ничего не просит взамен на том берегу у меня не было сновидений лишь воспоминания о снах спелых плодах которые никак не достигнут терпкости словах выброшенных на берег и забытых о том что было до нас и том что мы есть память раскрывается от малейшего напоминания намекает на что-то потрескиванием за дверями где двери и двери и двери отдаляют меня от меня отдаляют от меня море на рассвете который не знает конца лишь становится временем
Второй текст как будто предшествует первому. Герой погружается «в неведомое / вплоть до глубокого синего». Рука, как будто превращаясь в ветку/дерево, застывает в вечности. Перед смертью все мелькает перед глазами и, как в предыдущем тексте, все это – просто картинки, за которыми уже нет конкретных событий.
*** возможность или же необходимость погружения волочит меня за собой в неведомое вплоть до глубокого синего рука предвкушая покой до конца дорастает еще черточка и предложение тащит наверх безболезненно и совершенно на краешек своей словесности дороги разливаются леса мелькают как синие паруса вонзают ветки свои в прихожую моего беспокойства пахнет как на Купала
В следующем тексте руки уже не вытягиваются в ветки, они «в корни втиснутые / необратимо мертвеют». Читая это стихотворение, как будто смотришь с земли на небо и видишь расплывчатые образы. Текст как бы идет волной: сначала количество образов нарастает, движение становится быстрым, сердце стучит как при тахикардии, после этого резко идет спад, умиротворение, ты закрываешь глаза, мысленно произнося «просто накрой меня / просто накрой». Четвертый текст плавно перетекает из предыдущего, он возникает из темноты закрытых глаз, смутно обрисовывая оставшиеся воспоминания.
*** каждый раз руки в корни втиснутые необратимо мертвеют вороний сгусток висит и рас текается над землей тихой как фон для фигуры расхристанной маленькой бредящей криком за горло хватающейся загрубевшим голосом голосящей ежемесячной кровью голосящей туманами туманами как только что исторгнутая из лона лихорадочно молча внезапно количество остается неизменным приди ко мне как поминовение не доведи меня до запустения усеянную гроздьями а просто укрой меня женщина просто накрой меня просто накрой
*** хрупкие охапки вещей под кожу просятся но залогом покоя остаются лишь спазмы я разворачиваю перед собой свое единственное жилище твое имя то как тебя нарекли и тебя самого перевариваю горсточку из того что мое серый хворост вертит в мыслях еще не наставшее взгляд входит в пламя придавленный к краю бузина ржавая будто снег льнет к двум согнутым вдвое листам размякший свет в твоих пальцах жмется к середке заменяя собой кого-то еще
Последнее стихотворение немного вытаскивает читателя из-под земли. Но все также повседневные образы приобретают неясный оттенок, превращаются в сновидения. Один образ плавно перетекает в другой: волосы превращаются в рисовое поле, «охапку сухой травы». Однако последние слова все равно напоминают о неизбежном.
*** каждое утро попытки искоренить злость (все чувство целиком) словно объедки вынуть из себя гребень словно из маленькой плоской сумочки и расчесывать волосы прямо в вагоне метро волнистые и спокойные как безлюдное рисовое поле закрыть охапкой сухой травы каждую щелку сквозь которую затекает галдеж и просыпаться рано безмолвно как пришлое что-то или лишь его тень или короткая полинявшая шаль на старушке ведь каждый мой шаг приближение к ней
