Быть битником

Сцена 1. Темный прокуренный кабак. Галдящая, изрядно выпившая компания, женщина у стены, со стаканом на голове, целящийся в нее мужчина в строгом костюме. Это всего лишь пьяный спор. Она усомнилась в его меткости, он хочет доказать обратное. Мужчина – Уильям Сьюард Берроуз, женщина – Джоан Воллмер. Через минуту Джоан осядет на пол. Через месяц (рекордный срок для освобождения по делу об убийстве, хоть и случайном!) Берроуз выйдет из тюрьмы, чтобы уже никогда не перестать быть писателем, потому что он должен to write him way out¹.

Сцена 2. Тачка с открытым верхом, которая несется по американским дорогам на восток, сидящие внутри молодые люди в поисках хлеба, любви и джаза. Дин Мориарти (Нилл Кэссиди), Сал Парадайз (Джек Керуак), вечные искатели американской мечты, нет, иной американской мечты, которой, кажется, не существует. Монтаж: Джек Керуак, строчащий свой роман почти без знаков препинания, единым монолитным куском на рулоне типографской ленты.

Сцена 3. Нелепый мужик в квадратных очках громко читает свои стихи, толпа раскачивается под его чтение, переходящее в вопль. Мужик этот – Аллен Гинзберг, место действия – Сан-Франциско, галерея Шесть. И восторженная галерейная публика еще не знает, что присутствует при рождении величайшего поэтического течения контркультурной поэзии Америки.

И в соответствии с описанными выше сценами вот вам три столпа, составляющие хрестоматию бит-культуры:

1. Роман «Голый завтрак» У. С. Берроуза;
2. Повесть «В дороге» Дж. Керуака;
3. «Вопль» и другие стихотворения А. Гинзберга.

Эти сюжеты и эти книги – кусочки большого и далекого от нормальности жития и творчества битников, смельчаков-экспериментаторов, которые были любимы своим избранным читателем и чихать на него хотели, служа лишь художественному тексту: чего стоит только метод нарезок Берроуза или бесконечные номинативные нанизывания в «Вопле». Поэты, которые не постеснялись назвать в своих произведениях жопу жопой, а клитор клитором, не теряя при этом ни грамма художественности. Быть битником – это быть ненормальным: не соответствовать каким-то усредненным представлениям о правильной жизни, а найти и сберечь настоящего себя, не провалившись в болото повседневности. «Быть битником – значит, заново пережить смерть Бога или познать его, попытка возродить это знаменитое состояние невинности, которое видело тигра и ягненка вместе, в полном согласии²». И твой путь к самопознанию не прекращается никогда.

Наркотики

Следует предварить эту часть статьи дисклеймером: мы против наркотиков и беспорядочного образа жизни. Однако при любой попытке рассмотреть художественное произведение, написанное в наркотическом состоянии, отдельно от самого этого состояния порой не представляется возможным.

Часто это становится аргументом против битников и их литературных исканий. Я же вижу это как первые попытки человека работать с глубокими слоями подсознания без защитной экипировки. Битники – это такая Мария Кюри от поэзии, которая еще не знает, какими тяжелыми последствиями для нее самой обернется радиация. Они идут далеко за границы нормальности, они изобретают методы нарезок, рутины, импровизированной прозы, киберпанковые метафоры. И вряд ли в трезвом состоянии рассудка такая рефлексия, такое погружение возможно. 

Гинзберг писал: «Как-то я принял пейотль, и моему взору открылась незабываемая картина – зиявший пустыми глазницами череп Молоха на верхних этажах большого отеля. Он был похож на робота и свирепо скалился в мое окно. Когда несколько недель спустя я снова словил кайф, то увидел, что лицо все еще было там, в окутанном красным смогом деловом центре Города. Я бродил по Пауэлл-стрит, бормоча как в бреду «Молох, молох» всю ночь напролет».  Так родилась вторая часть знаменитого «Вопля», о котором уже было сказано выше. 

Еще раз повторюсь: дорогой читатель, не стоит повторять никаких наркотических экспериментов в домашних условиях! Искусство изобрело менее опасные техники исследования девиантного и подсознательного. И мы можем читать бит-литературу как дневник путешествия по ту сторону трезвости, пользоваться наработанными битниками методами, находить в этой культуре что-то новое. 

И к тому же не стоит забывать, что героинщик Берроуз, крестный отец бит-поколения, использовал в своем творчестве наркотик как образ власти и контроля, в частности, в романе «Голый завтрак», а апоморфин – основу лечения от героиновой зависимости – как магическую панацею, символ эмансипации от контроля, столь презираемого всеми битниками.

Битники и современность

Почему-то битники никак не могут занять свое место в музеоне. Встать на полочку, покрыться пылью и оставить в покое умы художников. Они все время воскресают в прозе и поэзии, музыке и кино. Собственно, кое-какие представители бит-поколения живы, а иные ушли от нас не так давно: Гинзберг в 1997 году, а его любовник Питер Орловски в 2010. При этом они никогда так и не стали частью массовой культуры, являя собой ее маргинальную часть.

Дмитрий Хаустов так пишет об этом парадоксе: «Они тащили в родную культуру все, что лежало плохо или лучше некуда: французский авангард и сюрреализм, русский футуризм, восточный мистицизм и дзен-буддизм. А потом, не успев и оглянуться, они сами стали степенными мэтрами, которых без остатка растащили на цитаты ретивые эпигоны, о них сняли фильмы от самого низкого до самого высокого качества, о них написали все высоколобые академические исследования. <…>Да уж, бит-поколение – это вам не шутка. Это история. Это миф». А миф о свободном человеке – самая сладкая история для современного человека, находящегося в бесконечно пересобираемой информационной реальности.

Поэтика битничества выплеснулась за рамки художественного текста, стала образом жизни его представителей, а может, и наоборот, будучи их жизнью, воплотилась на бумаге. Разбитое поколение – наследники культуры поколения потерянного, послевоенного. Бесконечный декаданс, но с надеждой на воскрешение.